RADIOHEAD предложили заглянуть за кулисы «A Moon Shaped Pool» в своем первом интервью, опубликованном с момента выхода долгожданного альбома.
В статье для журнала Times Literary Supplement писатель и поэт Адам Торп — близкий друг Колина Гринвуда — рассказывает о том, как присоединился к группе в студии звукозаписи La Fabrique, которая расположена на месте старой мельницы неподалеку от комунны Сен-Реми-де-Прованс на юге Франции.
В своем очерке Адам следит за приготовлениями команды, общается с Гринвудом и становится свидетелем создания неортодоксальной обложки Стэнли Донвуда, основу которой он нарисовал в соседнем сарае благодаря динамикам, транслировавшим происходящее в студии. Далее мы приводим материал целиком.
Колин связался со мной, чтобы сказать, что он будет записываться со своей группой «неподалеку», на окраине Сен-Реми-де-Прованс. Мы могли беседовать все утренние часы; для записи, как правило, отводилось время с полудня до рассвета. Я никогда прежде не видел рабочий процесс команды – не забывайте, что речь идет про RADIOHEAD, которые, как известно, скрытны в своих методах.
Удастся ли мне получить представление?
Маршрут ведет к древней Домициевой дороге меж оливковых рощ и спелых виноградников: начинаясь в нескольких метрах от нашей квартиры в центре Нима, через час она приводит меня на сельскую тропинку, которая ведет к студии сквозь пару каменных колонн. В девятнадцатом веке La Fabrique была мельницей, где корень марены превращался в красный краситель и пигмент для художников. В 1889 году Ван Гог добровольно вступил в убежище Сен-Реми, написав здесь десятки картин; возможно, он удостоил визитом и эту мельницу.
В любом случае, его гениальный дух стал бы отличным соседом для группы, обосновавшейся здесь: как я узнал от Колина, RADIOHEAD приходят к своей музыке путем навязчивой настойчивости, методом проб и ошибок. Несколько лет назад Колин поставил мне ленту с недельными исследованиями из оксфордской студии; это были всего лишь наброски, однако я снова и снова задавался вопросом, как эти простейшие ритмы и аккорды могут складываться в запутанные, навязчивые и эксцентрично оригинальные номера с прожилками в виде яркого голоса Тома Йорка (зачастую звучащего в диапазоне кристаллического фальцета).
Именно они и превратили RADIOHEAD из середняков в одну из самых изобретательных команд на планете.
Я припарковался на заднем дворе, и Колин, одетый в темно-синий трикотаж, джинсы и белые кроссовки, тепло поприветствовал меня. План состоял в том, чтобы начать с завтрака, пока остальная часть группы придет в себя. Я не видел ребят с тех пор, как они играли на огромной римской арене в Ниме три года назад.
Колин в то время ужасно нервничал: за ужином в нашей квартире он напомнил, что этот концерт был первым после трагической аварии в Торонто, когда осветительные приборы рухнули и привели к гибели барабанного техника Скотта Джонсона. Концерт в Ниме выдался замечательным и закончился несколькими фотографиями в память о Скотте. После шоу за кулисами витала ощутимая атмосфера облегчения.
Старая мельница, трехэтажное и очень длинное здание с застекленными арками, расположилась в двух гектарах от парка и славилась своей разнообразной акустикой: Моррисси и Ник Кейв любили записываться здесь. После кофе и круассанов в уютной столовой Колин устроил экскурсию, которая началась с музыкальной библиотеки и величайшей коллекции винила. Потом мы оказались в гигантском хранилище для зерна, которое сейчас заполнено пыльными футлярами с пленкой, коробками и невоспроизводимыми цифровыми лентами (ложный шаг эпохи прогресса).
Сама студия казалась странной: залитая солнцем комната с антикварными коврами, богато украшенным камином и элегантной мебелью была облицована книгами в деревянных шкафах, будто отпрыск помещиков решил воспользоваться отсутствием своих родителей. Белая доска демонстрировала список треков, написанных черным маркером, начиная от «Daydreaming» и заканчивая «Burn the Witch». Отвергнутая мелодия «бондианы», «Spectre», находилась где-то в середине, слегка поодаль.
«Это [консоль] Neve 88 R, семьдесят два канала, сделана в Бернли. Стоит около ста тысяч. Аналог, как и катушечный Studer, но мы не брезгуем цифрой. Вся суть в лупах и слоях». В старой, сводчатой секции, часть пола была покрыта камнем с гигантским иероглифом. «Наверное, римляне, — объясняет он. – Здесь шли жернова».
Все эти наслоения, подобно колодцу эпох и моментов, прекрасно подходили RADIOHEAD. Мы бродили вокруг, обходя окруженные деревьями газоны, большой бассейн, дополнительные внутренние дворики и амбары, прогнившие коттеджи и тихо журчащий мельничный ручей. В одном из самых больших амбаров находились многочисленные холсты с абстрактными взрывами цвета. Громкоговорители в амбаре были подключены к студии: резидент и художник Стэнли Донвуд выражал с помощью акрила все, что слышал, создавая основу для цифровой версии обложки.
Колин, следуя своей роли, играл харизматичного младшего брата Джонни, чьи худые черты, кажется, всегда скрыты за сажей волос. Колин сказал мне однажды в шутку, что он считал свою игру «грязной», поэтому должен был сосредоточиться на сложных ритмах, а басовая линия зачастую сводила все вместе: на концертах он держится спиной к аудитории, склонившись над гитарой, с небольшими – под стать ритму – прыжками, как будто привязан невидимой веревкой. В такие моменты я чувствую, как группа возвращается во времена среднячества: будто мои собственные воспоминания о саксафоне посреди гитарных и барабанных взрывов школьных товарищей могли бы закончиться совершенно иначе, приведя нас к сотням тысяч поклонников. Однажды я спросил Колина, на что это похоже. «Сосредоточься на сцене — это твое собственное интимное пространство. Ты просто играешь в своей комнате с друзьями».
Фил, ударник, встречает нас в одном из двориков. Я говорю ему, что мои взрослые дети видели его сольное выступление в «Парке Виктория» в Лондоне; они уверены, что он – лучший. «Вот это да! – восклицает он с довольной ухмылкой. – Я смотрел вокруг и понимал, что кроме меня и Патти Смит здесь больше нет стариков».
Пять участников RADIOHEAD волнуются о своем возрасте уже довольно давно: обедая с группой в Арле около тринадцати лет назад, я слышал, как Том Йорк объявил о том, что он бросит музыку в свои сорок. Он не хотел становиться Миком Джаггером, гарцующим со своей высохшей старостью до сих пор.
Сейчас ему почти пятьдесят, но когда он пересекает газон в халате и полотенце, подернутый рефлективными оттенками, может показаться, что ему все еще двадцать, несмотря на проседи в соломенных волосах. Он согласен с тем, что последний концерт в Ниме был «очень эмоциональным». Понимая, что его ждет длинный день интенсивного творчества, мы движемся дальше.
Колин и я обсуждали личные вещи, сидя за столом в гравийном переходе между мельницей и садом, с видом на подрезанные кустарники в декоративных вазах и мускулистого Эда, добродушного шестифутового гитариста, греющегося без рубашки в нескольких ярдах от нас. Я спрашиваю Колина, доволен ли он записью: ожидания, в конце концов, высоки спустя пять лет. «Я не могу обсуждать это слишком много, поскольку Найджел [Годрич, продюсер] предпочитает держать наше отношение в тайне. Но мне очень нравится. Здесь потрясающие по красоте лирические момены. Они идут с прямыми аккордовыми прогрессиями, которые являются новым шагом после холодного шпиона. Пушистый щенок бежит за бородавочником!». Я спрашиваю, являются ли они перфекционистами. «О, я не знаю. Полагаю, что нет, иначе мы бы никогда не выпускали музыку. Все любят разные вещи».
Когда мы возвращаемся в судию, юные техники проверяют оборудование. Вечно беспокойный Джонни сидит в шипованном кожаном стуле со своей самодельной звуковой машиной (маленькие молоточки ударяют по различным объектам) и сопровождающим ноутбуком, а Эд слушает его перед длинным рядом гитар.
Джонни устанавливает ритм – немного калипсо, немного регги, картон, тюбики, колокольчики, мини-бубен. «Слегка напоминает Марвина Гэя», — комментирует Эд.
Несмотря на бесценное оборудование, мы возвращаемся к ковыряющимся парням: возможно, они и являются сердцем всех этих плодородных зарисовок, и эта творческая идиосинкразия не так далека от манеры поэта. Колин аккуратно просит меня покинуть пределы комнаты. Начинается секретная церемония. Я упоминаю статью; он фанат TLS (и некогда изучал английский в Кембридже). «Было бы здорово. Литературная статья, написанная поэтом! Просто не забудь назвать меня самым красивым из братьев Гринвудов», — добавляет он, и я выхожу за ворота, в обычный мир.
