Для Томми Ли прощание с MÖTLEY CRÜE в Канун Нового года прошло без проблем. «Печально, что это последнее шоу, но это также был праздник», — говорит ударник о концерте в родном городе, который подвел черту под десятилетиями декаданса для пионеров лос-анджелесского глэма. – Было здорово закончить именно там, где мы начинали. Мы добились всего, к чему стремились».
Фанаты смогут пережить пламенное шоу вновь, когда «Mötley Crüe: The End» — фильм, объединивший кадры финального выступления группы – отправится на киноэкраны 14 июня. Видеоматериалы с тяжелым, кинетическим выступлением «Girls, Girls, Girls», которые также появятся в фильме, недавно дебютировали на сайте Rolling Stone.
Эти несколько минут отражают суть 34-летней карьеры MÖTLEY CRÜE: огонь, дым, мотоциклетные звуки, скрипящая кожа, танцы бэк-вокалисток, резкие гитары и убийственные, а иногда и вращающиеся барабаны. Но это лишь одна песня. Остальная часть фильма содержит выступления «Shout at the Devil», «Kickstart My Heart» и «Home Sweet Home», а также злополучное соло Томми Ли на барабанных горках (аппарат заклинило на середине) и эмоциональные интервью с членами коллектива.
Журнал Rolling Stone недавно встретился с барабанщиком для «выходного интервью» (exit interview), где он оглядывается на максимумы и минимумы своей команды, а также рассказывает о странностях, окружающих прощальный концерт MÖTLEY CRÜE.
Как ты относишься к заключительному концерту спустя полгода?
Мы по-прежнему чувствуем себя чемпионами после регулярных гастролей в течение почти двух лет. В прошлом месяце я начал думать: «Вау, вот это дерьмо. Это реально». Но у меня нет плохих воспоминаний. Я оглядываюсь назад с улыбкой: «Черт, мы закончили». Я просто счастлив быть дома и наслаждаться жизнью.
Ты уже контактировал с остальными?
Я не говорил с Винсом [Нилом] и Никки [Сиксом], но мы часто общались с Миком [Марсом]. Он работает над новым материалом, и я очень рад за него.
Давай поговорим о финальном концерте. Ты переживал?
Да. Боже. Было так тревожно. Но я всегда нервничаю. Мне необходимо 10 минут до начала шоу. Я гребаный инвалид. Я говорю себе: «Чувак, когда ты перестанешь нервничать, наступит конец, потому что это означает, что твоя страсть ушла».
Как насчет ритуала перед шоу? Он как-то отличался?
Нет, мы просто встретились за сценой и помчались вперед.
Не было никакого ощущения «единения»?
Да. Это так странно. Мы чертовски странная группа.
Но есть еще более странная вещь. После концерта у нас была большая вечеринка в Канун Нового года, и на ней я даже не встретился с другими ребятами. Мы вообще не попрощались друг с другом. Это дико странно, мужик. В смысле, какого черта?
Почему вы не попрощались?
Я правда не знаю. Даже когда ты разводишься, ты по крайней мере обнимаешь свою бывшую или кричишь на нее, целуешь, шлепаешь или еще что-нибудь… В смысле, дай мне знак! Покажи мне, что ты жив. Слушай, гребаный Никки отписался от меня в Twitter на следующий день после концерта. Я такой: «Ладно, чувак».
У тебя были какие-то проблемы с Никки?
Всегда есть проблемы.
В одной из сцен фильма ты говоришь, что в определенный момент творчество внутри коллектива угасло. Когда ты понял это?
Это случалось дважды. В 1999 году я ушел из MÖTLEY CRÜE, потому что мне нужно было сделать что-то творческое. Никто не хотел экспериментировать и раздвигать границы. Потом я вернулся [в 2004 году], и мы записали новую музыку.
Запись «The Saints of Los Angeles» [2008] была последней, где мы занимались творчеством вместе, хотя «вместе» — не совсем верное слово. Все работали над своими частями по отдельности. Это был очень странный процесс. Мол: «Все должно быть совершенно иначе». Пластинка получилась нормальной, но я не знаю… Именно тогда я начал понимать, что мы уперлись в стену. В группе должно быть еще три открытых человека, чтобы процесс продолжался. Но этого не происходило.
Несмотря на такое странное окончание, кто-нибудь из вас жалел в последнюю минуту? Кто-нибудь хотел отменить этот прощальный тур?
[Смеется] Нет, не совсем. Мы сделали это по своему, дружище.
Во время исполнения «Girls, Girls, Girls», да и на протяжении всего шоу вы используете очень много пиротехники. Как вам удалось привыкнуть к этому?
Мне это нравится. На протяжении всех концертов мой барабанный техник находился позади меня с Super Soaker. Иногда пламя становилось таким жарким, что я получал ожоги. Прямо за мной находилась огромная горящая пентаграмма. Она, должно быть, футов 30 в диаметре. Когда эта штуковина загорается, я мгновенно намокаю. Становится невозможно сидеть на месте.
Ты когда-нибудь загорался?
Нет, но в моих волосах было достаточно искр, чтобы почувствовать запах дыма.
В этом туре ты временно сбежал от пламени со своим барабанным соло. Но во время финального шоу случился сбой. Что произошло?
Я с самого начала думал: «Это последнее шоу. Это Канун Нового года. Почему что-то может пойти не так?». Не знаю. Возможно, я сглазил. Вся эта махина управляется по беспроводной сети с помощью парня на земле. Мы слишком загрузили беспроводные сети камерами, когда снимали концерт предыдущей ночью, поэтому говорили: «Если некоторые сигналы не дойдут, горки перейдут в безопасный режим работы и просто отключатся». Конечно же, именно так и случилось. Я такой: «Мать твою, я так и знал».
Ты запаниковал?
Слушай, я застрял вниз головой и провисел так довольно долго. В фильме мы отредактировали этот момент, но кровь приливала к моей голове. Я так долго висел вниз головой, что это стало казаться мне чертовски странным. Я видел, как один из наших техников поднялся на вышку, и сказал: «Слава Богу. Через минуту они развернут эту штуковину в правильную сторону. Я смогу дышать».
Они все сделали и закричали мне в ухо: «Чувак, все работает. Все отлично». Мы находились в конце трека, в задней части арены, так что я сказал: «Знаешь, к черту; я спускаюсь, потому что не хочу рисковать». Если бы я застрял в середине, пришлось бы активировать план Б, а это не круто. Им бы пришлось прийти, отстегнуть меня и опустить вниз. Это ужасно. Поэтому я сказал: «К черту. С меня хватит».
Вы снимали два концерта. Почему решили сохранить аварию в фильме?
Потому что это реально интересно.
Во время барабанного соло ты играл музыку Кендрика Ламара, BLACK SABBATH и THE CHEMICAL BROTHERS. Удивительно, что вам удалось получить одобрение.
Я знал, что будет лицензионный кошмар, но все сделано. Я действительно впечатлен, потому что многие из этих песен — особенно «Uptown Funk» — это огромные хиты. Здесь куча больших треков. Мне до сих пор не верится, если честно.
Это твой микс?
Да. Мне нравятся эти вещи, а также всякий андерграундный материал, о котором никто не знает. Это дерьмо меня вдохновляет, и я хочу показать его фанатам MÖTLEY, потому что иначе они могут его никогда не услышать. Существует масса удивительной музыки, особенно в электронном мире, где присутствуют совершенно дикие частоты. Это заставляет тело двигаться совершенно иначе.
Поклонники благодарили тебя за открытия?
Да. Люди постоянно спрашивают: «Чувак, что это за музыка?». Мне нравится.
После шоу прошло пять месяцев. Как выглядит твой обычный день теперь?
Я планировал взять отпуск примерно на год и отдохнуть. Помню, как моя невеста говорила: «Слушай, ты ни за что не сможешь просидеть целый год без дела». И она оказалась права. Я сделал несколько ремиксов для некоторых артистов и работал в своей студии над новинками. Год не прошел даже близко. Я не могу сидеть на месте.
Твоя музыка будет более электро-ориентированной?
Да. Безусловно, будет электро. Однажды узнав это, ты не можешь вернуться.
Оглядываясь на карьеру MÖTLEY CRÜE, ты хочешь что-то исправить?
Конечно нет. Мы добились всего, к чему стремились. Но начинать сначала, зная о результатах, было бы гораздо веселее [смеется]. Черт, мы узнали о том, как работает бизнес, как происходят гастроли, как складывается жизнь. Возможно, было бы не так интересно делать все заново, но иногда мне кажется, что было бы круто.
«The Dirt» стала бы другой книгой.
Да. В точку.
Как ты относишься к MÖTLEY CRÜE в целом?
У меня нет неприязни. Нет вообще никаких претензий. Я говорю об этом с улыбкой на лице. Я просто счастлив быть частью чего-то настолько эффектного, что повлияло на жизни многих людей в музыкальном плане. Это сумасшествие, и я очень рад, что мы решили не портить свое наследие, как многие наши музыкальные сверстники.
Я рад и счастлив своего рода откланяться именно в тот момент, когда наша группа находится на вершине своей карьеры. Все могло бы пойти совершенно иначе.
