Группа TWISTED SISTER была на пике в 1985 году, их музыка вдохновляла молодых людей. Поэтому на них и ополчился комитет «вашингтонских жён», известный как Parents Music Resource Center (PMRC). Им и еще паре артистов вменяли непристойные тексты. Их, между тем, писал талантливый композитор и вокалист группы Ди Снайдер, которому на тот момент было уже 30 лет.
За год до этого, в 1984-м, TWISTED SISTER выпустили третий альбом «Stay Hungry», который быстро стал дважды платиновым (в США статус получают пластинки, проданные тиражом свыше 2 млн). Альбом содержал популярные и травоядные подростковые гимны вроде «I Wanna Rock» и «We’re Not Gonna Take It». Но это не помешало PMRC заключить, что последний призывает к насилию. Так «We’re Not Gonna Take It» и попал в так называемый список «Filthy 15» — список из пятнадцати вызывающих американских песен по мнению комитета.
«Порно-рок», как называли такую музыку, за пару месяцев стал проблемой нации. Фронтмен TWISTED SISTER Ди Снайдер решил лично дать показания в Комитете по коммерции Сената США, где проходили слушания по введению официальной маркировки записей.
Американская ассоциация звукозаписывающий компаний (RIAA) к тому моменту уже встретилась с руководством 19 лейблов, и они согласились ставить на пластинки стикеры «Parental Advisory» (та самая маркировка), однако законодательной базы еще не существовало. Слушания были «форумом для публичного обсуждения проблемы», как выразился во вступительном слове председатель Комитета Джон Данфорт.
Интеллигентные металлисты
Для Ди Снайдера это был шанс показать всему миру, что он и его коллеги — не буйные громилы-металлисты, не умеющие связать пары слов. PMRS, на свою беду, воспринимали их именно так. И судя по кадрам, снятым во время слушаний, Альберт Гор и другие сенаторы оказались не готовы к полемике с умными и интеллигентными людьми.
«Они хотели увидеть [лидера MÖTLEY CRÜE] Винса Нила, — говорит Снайдер для Rolling Stone. — Винс не очень красноречивый. Он на своей волне, и он устроил бы там пьяный дебош. Они бы его уделали. Если говорить про интеллектуальные дебаты, он вообще беззащитен».
Вместо этого сенаторы получили трех подкованных музыкантов: Фрэнка Заппу, Джона Денвера и Ди Снайдера, трезвого семьянина, который мог спорить, говорить о воспитании и ответственности и защищать тексты своих песен от сюрреалистических интерпретаций PMRC.
Вот фрагмент выступления Ди Снайдера: «Госпожа Гор заявляет, что одна из песен [TWISTED SISTER] — «Under the Blade» — поощряет садомазохизм, рабство и насилие. Строчка, которую она цитирует, совершенно не связана с этими темами. Напротив, слова говорят о хирургии и страхе, который она прививает людям… Я могу сказать совершенно точно, что садомазохизм, бондаж и насилие существуют только в голове госпожи Гор».
30 лет спустя: как это было
В 2015 году слушаниям, которые Снайдер называл «значимым событием», исполнилось 30 лет. Rolling Stone поговорил с артистом, чтобы узнать, как эти события воспринимаются им сегодня.
Как думаешь, почему PMRC решили действовать именно в 1985 году?
Ди Снайдер: Была эпоха [Рональда] Рейгана, консерваторы держали власть. Но следует отметить, что сама ситуация была продиктована демократией, что говорит о консерватизме того времени. Демократы отчаянно противились цензуре. Альберт Гор был консерватором в либеральных одеждах.
Что ты почувствовал, когда «We’re Not Gonna Take It» попала в список?
Эти женщины очень смутились. Я быстро понял, что они поверхностно оценили содержание песен и сделали поспешные выводы. Они посмотрели клип «We’re Not Gonna Take It» и подумали: «Ах, он избивает отца. Песня про насилие!». Им казалось, что это про насилие в отношении взрослых. Они не проверили, что выбранные песни были вполне благопристойными.
Как ты пришел к решению свидетельствовать на сенатских слушаниях?
Не знаю наверняка. Это забавно. Я просто помню, как мой менеджер говорил с кем-то, кто спрашивал про мою готовность дать показания.
Остерегающиеся родители трактуют искусство. Но кто будет переводчиком? Кто будет судьей и скажет, что оскорбительно, а что нет?
Как ты готовился к даче показаний?
До приезда в Вашингтон я работал над своим выступлением с нашим тур-менеджером Джо Гербером. Это мой давний друг и очень умный человек. Мы работали над этим произведением в течение нескольких недель. Он принимал участие в некоторых слушаниях.
Какую сцену ты наблюдал, когда приехал?
Я был озадачен масштабом события. Даже будучи рок-звездой, я никогда не видел такой напряженной ситуации: протестующие, съемочные команды со всего мира. Там царила какая-то цирковая атмосфера.
Ты встречался с Фрэнком Заппой и Джоном Денвером заранее?
Я впервые встретил Фрэнка в каком-то кабинете, где мы ожидали дачи показаний. Главный вопрос был в том, что сделает Джон. Мы не видели его. Мы знали, что он должен быть на нашей стороне, но ведь это такой любимец Америки, телезвезда со своим ежегодным рождественским шоу. Буквально в тот же день он давал интервью NASA и обсуждал возможность стать первым музыкантом в космосе. Мы думали: «Что он собирается сделать?».
Ваши страхи оправдались?
Нет. Его показания были самыми мощными и неожиданными. Он выдал такие сильные заявления, уподобив цензуру сжиганию книг нацистами.
Вы воспринимали это как веселье или как что-то серьезное?
Я был серьезен, а вот дамы не провели работу над ошибками. Нельзя встать и сказать: «Мы видим здесь вот это!». Обобщать вредно. «Остерегающиеся» родители трактуют искусство. Но кто будет переводчиком? Кто будет судьей и скажет, что оскорбительно, а что нет. Очевидно, что не они, потому что они извлекли какую-то чушь из моего материала. Мне это не казалось смешным.
Денвер и Заппа пришли в костюмах. Почему ты пришел в джинсах?
У меня не было другой одежды. В моем шкафу не было костюмов. Джинсы, рваная футболка и прическа характеризовали меня. Я был горд этим.
Твое взаимодействие с Альбертом Гором во время слушаний было напряженным. Что ты чувствовал, когда он допрашивал тебя?
Я помню его взгляд. Он был вне себя. Я говорил про Типпер, но не как про его жену, а как про члена PMRC. Если бы он мог вернуться назад и застрелить меня, он бы так и сделал. Он был в ярости. Я несколько раз сделал из него дурака.
Когда вышел Джон Денвер, сенатор Гор сказал: «Начну с того, что я большой поклонник музыки господина Денвера». Это не удивило меня. Потом вышел Заппа, и он опять: «Господин Заппа, начну с того, что я большой поклонник вашей музыки». Серьезно? Как насчет песни «Catholic Girls» с альбома «Joe’s Garage» [1979]?
Когда микрофон передали сенатору Гору, я сказал: «Вы ведь не скажете, что вы большой фанат моей музыки?». Все его сторонники смеялись. Так все и началось — с моей шутки. Единственное, что у него было — это название фан-клуба Sick Motherfucking Friends of Twisted Sister. Когда он спросил: «Что означает S.M.F.?» — мне, одному из немногих в Вашингтоне, выпала честь сказать «ублюдок». Правда, я сказал это на камеру, а не за закрытыми дверьми.
Я понял, что эти люди в Вашингтоне не лучше и не умнее всех остальных, и едва ли они принимают решения во имя нас.
Как ты себя чувствовал, когда закончил давать показания?
Прекрасно. Я чувствовал, что дал им пинка. При этом я помню, как репортер выпрыгнул передо мной и спросил: «Ди, как ты?». Я ответил: «Чувствую себя грязным». «Грязь» — первое слово, вылетевшее из моего рта. Я понял, что эти люди в Вашингтоне не лучше и тем более не умнее всех остальных, и едва ли они принимают решения во имя нас. Они строили собственные планы. Это было жестким разочарованием для меня. Я увидел истину и понял, что никакая это не страна Оз.
Как ты воспринял тот факт, что RIAA согласились маркировать альбомы?
Я был ошеломлен! Мы ехали по городу, когда я узнал, что они согласились клеить стикеры. Об этом не объявляли, но уже все сделали. «Что, черт возьми, мы тут делаем?». Я был подавлен и очень разочарован.
Как дача показаний повлияла на твою карьеру?
Я не понимал, что поклонники, к большому моему сожалению, хотели именно такого образа жизни. Они хотели, чтобы люди на сцене оставались точно такими же за сценой. Я был разочарован публикой. Когда они увидели, что я умен, трезв, женат и вообще мыслю здраво (если мои концерты можно назвать здравомыслящими), мой имидж рухнул. Фанаты были безразличны. Они не понимали значения происходящего. Я чувствовал себя брошенным. Меня обвиняли в фальши, но я не мог быть более настоящим.
Слушайте MÖTLEY CRÜE, но забудьте про TWISTED SISTER.
Вы потеряли фанатов?
Вообще, я не хочу сваливать распад TWISTED SISTER [в 1989 году] на PMRC. Это не совсем честно. Но после Сената мои телефоны прослушивали, почту проверяли. Теперь я был врагом народа. Вряд ли я был врагом №1, но они точно хотели держать меня на виду, потому что я унизил кучу сенаторов на их территории.
В тот момент мы перестали быть хардкорной, уличной группой. Мы стали поп-группой, на наши шоу приходили фанаты DURAN DURAN. Так что если фанатам и пришлось от чего-то отказаться, они были счастливы отказаться от TWISTED SISTER. Когда мамы и папы, насмотревшись новостей, начертили линию на песке и сказали детям: «Слушайте MÖTLEY CRÜE, но забудьте про TWISTED SISTER» — дети согласились. Ладно, мол, я все равно хотел с ними покончить.
Ты о чем-нибудь сожалеешь сейчас?
Я рад, что сделал это. Я горжусь правильными поступками, а это было правильно. Если смотреть в ретроспективе, это было мое первое мудрое решение в карьере, потому что люди перестали считать меня идиотом.
Как ты относишься к стикерам на альбомах сейчас?
Это никогда не помогало родителям. Зато можно снизить тираж определенных записей. Это другой уровень цензуры. Если взрослый мужчина или женщина хотят купить новый альбом, они не смогут купить версию без цензуры. Они получат ту версию, которую выбрала корпорация. Поклонники не понимают этого. Мол: «Это просто наклейка. Она показывает, где настоящие крутые записи». Обидно видеть, что люди и поклонники так апатичны и не понимают значения происходящего.
Если взглянуть на каталог TWISTED SISTER, наклейку получил только сборник «The Best of Twisted Sister». Это был протест?
На сборник «The Best» попали наши концертные записи, а на концертах мы иногда говорили: «Эй, ублюдки, давайте зажигать!». Поэтому стикер. Но он нас не характеризует.
Помню, как я рисовал обложку для WIDOWMAKE. Я отправил ее [лейблу] и получил обратно с наклейкой. Что это? Они говорят: «Мы решили поставить стикер». Но мне он не нужен. Это добровольное решение, я отказываюсь от него. А они: «Мы поставили маркировку на все записи за тебя». Разве это не показывает, насколько неправомерны стикеры?
Ирония в том, что чета Гор развелась, а я женат 33 года и живу с одной женщиной 39 лет. Их детей арестовывали за хранение наркотиков, а мои дети никогда не связывались с веществами.
Ты пересекался с Альбертом или Типпер Гор после слушаний?
Нет, когда Альберт стал вице-президентом, что снова взорвало мой мозг, Типпер стала второй леди. Они дали задний ход, потому что Клинтон баллотировался как рок-н-ролльный президент. Он дистанцировался от этого дерьма.
Ирония в том, что чета Гор развелась, а я женат уже 33 года и живу с одной женщиной 39 лет. Дети Гора были арестованы за хранение наркотиков, а мои дети никогда не связывались с наркотическими веществами. Я не высмеиваю их развод, потому что брак — сложная штука, и если я женат 33 года, это не значит, что брак продержится еще один год. И воспитывать детей тоже нелегко. Они вне нашего контроля. Не все их поступки достойны гордости. Но никто не должен бросаться камнями. Никто не должен судить других. Тем более поспешно. И Гор, безусловно, не имела на это права.
Как понять, что музыка непристойна? Когда правительство должно вмешиваться?
Такого вопроса не должно возникать. Что может казаться непристойным для одного, не кажется таковым для другого. В этом главная проблема искусства: Кто будет судьей? Кто будет решать, что непристойно, а что художественно? Если вы хотите сохранить первую поправку, то свобода творчества должна существовать для всех. Поэтому правительство вообще никогда не должно вмешиваться.
В своих показаниях ты говорил, что будешь на пенсии через 9 лет. Что ты делал в 1994 году?
В 1994 году я был без гроша. Я потерял все. Я ездил в офис на велосипеде, где за $200 отвечал на телефонные звонки. Люди приходили и спрашивали: «А это не ты…». Я врал и отнекивался, потому что был очень смущен. Вряд ли я был готов к этому. Я отчаянно искал себя. Пытался понять, что делать следующие 50 лет. И я нашел жизнь после рок-н-ролла. Я работал на радио, вел реалити-шоу, снимался в фильмах и так далее. Все хорошо, но я не ушел на «счастливую пенсию». Оказывается, это не так просто.
Как ты относишься к слушаниям сейчас, спустя 30 лет?
Все мои опасения оправдались. Нас все еще хотят цензурировать. Но я готов в любое время вернуться в Вашингтон и встать на защиту музыки.
