Ударник легендарной команды Pantera Винни Пол Эбботт чувствовал, что настало время встряхнуть Hellyeah, и вместо того, чтобы самостоятельно спродюсировать новый альбом «Blood For Blood», заручился поддержкой ветерана индустрии Кевина Чурко (на чьем счету пластинки Осборна, Def Leppard и Papa Roach). Кроме того, на замену гитаристу Грегу Триббетту (Greg Tribbett) и басисту Бобу Зилле (Bob Zilla) пришли участники Bloodsimple и Magna-Fi: басист Кайл Сандерс (Kyle Sanders) и гитарист Кристиан Брэди (Christian Brady) соответственно.
Они не играют на диске «Blood For Blood», однако последние концерты, по мнению Винни Пола, свидетельствуют о возрождении группы. «Никогда не думал, что скажу такое. Я всегда был счастлив с группой, — заявляет ударник. – Я не рассчитывал, что замена музыкантов что-то нам даст, но с приходом Кайла и Брэди началась удивительная движуха. Они не просто классные музыканты — они как мы. У нас мощная химия не только на сцене, мы стали хорошими друзьями».
Далее Винни Пол повествует о происхождении нового альбома Hellyeah, своих музыкальных влияниях и сплаве коммерции и творчества в музыкальном бизнесе.
На момент присоединения к Hellyeah вы думали о том, что хотите поведать слушателям в музыкальном плане?
Мы просто сказали: «Сначала давайте глянем, выстрелит ли такой вариант. Посмотрим, куда это нас приведет. Посмотрим, получится ли между нами химия». Мне кажется, это главное, чего мы добились на первой записи. Мы не хотим запирать себя в какие-то рамки касательно звука или направления музыки. Мы не хотим, чтобы нас рассматривали исключительно как метал-банду.
У вас были какие-то представления о том, как не следует звучать?
Мы хотели взять часть музыки от своих предыдущих групп. Так что если кто-то начинал блюзовый рифф или даже что-то в духе кантри, как «Alcohaulin’ A-s» — мы брали эту идею и развлекались.
Вы хотели избавить Hellyeah от клише метал-группы?
Я хотел сохранить метал-элементы, но после периода в Pantera, Mudvayne и Nothingface все понимали, что настало время расширить границы, освоить новые территории. У нас было много блюза, сатерн-рока и даже кантри. Куча рок-музыки и немного метала. Мы изначально стремились к разнообразию.
Чувствовалась разница после стольких лет игры с Даймбэгом Даррелом, когда вы начали работать с Томом Максвеллом и Грегом Триббеттом?
Это просто другие вибрации. Том всегда был единственным гитаристом, как и Грег, а я всегда играл со своим братом. Этот опыт был новым для каждого из нас.
В определенном смысле аранжировки становились богаче с двумя гитарами?
Да, для меня это оказалось неожиданно. Некоторое время я привыкал, потому что раньше все работало на одной гитаре. Тем не менее, некоторые из величайших метал-команд мира — Judas Priest и Iron Maiden, например – всегда играли в две гитары. Это действительно дает больше возможностей.
Стерлинг Уитфилд (Sterling Whitfield) раньше продюсировал альбомы Pantera и Damageplan, а потом вы привели его к Hellyeah. Почему?
Мы сделали запись самостоятельно. У нас не было контракта с рекорд-лейблом, у нас вообще ничего не было. Мы оборудовали студию в моем доме, а Стерлинг был моим инженером уже очень давно – он классный парень. Он понравился всем нашим ребятам. Грубо говоря, мы решили пойти проторенной дорожкой.
Будучи сопродюсером Hellyeah и одновременно барабанщиком группы, как вы думаете, что бы изменилось в музыке, не будь вы за ударными?
Я всегда был ударником, настроенным на продюсирование. Меня всегда увлекал звук, именно поэтому я стал обладателем такого необычного и уникального звучания ударных. Я очень давно нашел свой звук. Опять же, меня всегда интересовало объединение барабанов и гитары. Гитара и ударные способны на многое. Это одна из вещей, делавших Pantera отличной группой.
На первом альбоме вы играли на ударных Pearl?
На самой первой записи Pantera я использовал ударную установку из прессованной древесины Remo. На самом деле сначала я стал эндорсером Remo, на которых играл вплоть до «Vulgar Display of Power». Но однажды мой приятель из Remo перешел в Pearl, а я всегда хотел играть на Pearl, потому что величайшими героями метала для меня были Kiss — Питер Крисс играл на Pearl.
Почему Питер Крисс оказал на вас такое большое влияние?
Я могу рассказать. Когда они только появились – чувак, они были круче, чем Иисус! Когда я услышал пластинку «Kiss: Alive!», в голове только и витала мысль: «Они Боги!». Они были легендой. Я только начинал играть на барабанах, так что играл тогда довольно просто. Я слушал Kiss еще до того, как сел за установку. Послушайте барабанное соло на «God of Thunder» — такое простое и броское. Как я уже говорил, в барабанах Питера Крисса мне всегда нравилась одна вещь – даже когда я стал продвинутым ударником и начал играть вместе с Томми Олджриджем (Tommy Aldridge) – это простота. Но вместе с тем он играл очень легко. Мне реально казалось, что его игра дополняет звучание группы.
Как бы вы описали звучание своего барабана на первом диске Hellyeah?
На первой записи я хотел, чтобы мы отклонились от звука Pantera. Мне не хотелось, чтобы ударные звучали так же ярко, плотно и энергично. Я искал более откровенный звук, более широкий и более разнообразный. Конечно, в определенной мере это был уход от моего стиля.
Изменился ли ваш подход по мере развития Hellyeah?
С пластинкой «Band of Brothers» (2012) я вернулся к тому, что люди ожидали от меня услышать. А с новой записью «Blood For Blood» и привлечением Кевина Чурко моя игра сохранила первоначальную ярость и атаку, но стала глубже. В общем, на новом альбоме мы немного изменили звук барабана.
На альбоме «Stampede» вы играли убийственный грув на треке «Hell of a Time», который звучал вполне в духе ZZ Top. Вы описываете себя, как поклонника грува – можете ли вы объяснить, что это значит для вас?
Мне временами кажется, что барабанщики играют слишком много. Они забывают, что являются лишь основой песни. Сама песня – мелодия, текст и все остальное – именно это делает ее. Когда приходит время сверкнуть, вы должны быть в состоянии сделать свое дело, а потом вернуться обратно. Так что для меня грув – это вещь, которая обеспечивает хороший, устойчивый темп. Нужно быть в состоянии отыграть полчаса в режиме 6/8 без изменения темпа в различных местах. Вы упоминали про песню «Hell of a Time» — она действительно имеет нечто от сатерн-рока, но мы вошли в этот грув с малым барабаном – dnn dnndnndndndndnnduh – это всегда напоминало мне о старых Judas Priest.
То, что вы сказали ранее о барабанщиках, которые слишком много на себя берут – чистая правда. Много метал-музыки забито сверху донизу бласт-битом и ударными, которые не дают треку дышать.
Это барабанщики, играющие для барабанщиков. «Посмотрите на меня, послушайте, как я умею!» — dudududududududu [имитирует ультра-быстрый двойной бас-бит]. Здесь нет мелодии, нет песни, нет припева. Это не захватывает, поэтому не обладает грувом в моем представлении. Но я думаю, есть много поклонников дэт/дум-музыки, которые так или иначе находят в этом грув. Дэвид Винсент из Morbid Angel сказал мне как-то: «Да, дружище, там отличный грув. Как ты это называешь, бласт-бит? Ты просто пока не услышал».
Что вы думаете, когда барабанщики говорят вам такое?
Я ценю ребят, которые хорошо управляются левой рукой, ха-ха. Но я просто не могу найти здесь грува. Мне жаль. Это как подметать пол или что-то в таком роде — tik tik tik tik tik. Для меня это какой-то нереальный джем. Я лучше послушаю Бонэма, чем звуки метлы. Понимаешь?
Джон Бонэм – отличный пример ударника, который подошел к своему инструменту крайне музыкально и сумел реализовать мощные идеи.
По моим соображениям, наверное, только 10 или 12 процентов музыкантов во всем мире действительно понимают, что происходит во время создания песни. Другие – просто слушатели – они чувствуют грув, чувствуют ритм, и это заставляет их двигаться, заставляет их говорить: «Эта песня – просто бомба!».
Но среди всех слушателей лишь небольшая часть является музыкантами.
Как барабанщик, я всегда думал: «Я хочу играть достаточно хорошо, чтобы удержать интерес других барабанщиков, а не просто удивить среднего слушателя». Но мне кажется, что сегодня многие из этих парней говорят: « Я ударник, парень. Хочешь, докажу? Вот моя скорость». А я такой: «Парни, у вас есть живая песня?».
Пространство в песне делает ее тяжелой, а не заполнение этого пространства барабанными финтами.
Метал-поколению не нравится это, но именно благодаря пространству ребята вроде Def Leppard звучат так величественно и живо. Это звучит интересно и здорово, эту песню можно спеть. Думаю, мы добились такого с Pantera и другими группами, частью которых я был. Мы сумели найти способ получить это пространство, а не идти с шашками наголо. Конечно, были и чрезмерно агрессивные вещи и быстрые треки, но в итоге мы возвращались к груву.
На ранних альбомах Pantera в духе «Metal Magic» и «Projects in the Jungle», группа действительно походила на утяжеленный вариант Def Leppard. Верно?
Ну, я бы просто отметил наши ранние влияния. Когда я и Даймбэг начали играть вместе, мы слушали Def Leppard, Judas Priest, Iron Maiden и Motley Crue. Все эти группы были тяжелыми, но их песни обладали пространством.
Мы выросли на этом: Van Halen – оттачивали свои навыки; Zeppelin – учились заполнять пространство и чувствовать музыку. Но потом пришли Metallica и Slayer, а мы попали под их влияние. Мы никогда не забывали о своих корнях, однако когда очередь дошла до новой школы, мы просто объединили вместе два любопытных элемента. Я даже не задумываюсь об этом, это было естественно, потому что мы играли тогда каверы в ночных клубах. Мы набрались опыта, а потом, когда пришло время писать собственные песни, два стиля просто слились вместе.
Это был 83-84 годы. Я помню, как я и мой брат собрались в Тайлер, штат Техас, чтобы увидеть, как Metallica открывает концерт группы Raven. Это было невероятно, мы ощутили энергию и скорость, которую они привезли. Как я уже говорил, мы фанатели от многих вещей, поэтому постарались объединить все вместе. Я всегда воспринимал Pantera, как утяжеленный вариант Van Halen.
Когда вы добрались до альбома «Stampede», вы перешли на DDrums?
Думаю, фактически я перешел на DDrums во время Damageplan.
Что вас привлекает в DDrums?
Я получил собственный малый барабан от Pearl, который был одним из самых продаваемых, если не самым продаваемым среди малых барабанов. Я всегда думаю о бизнесе — не только о музыке. Вот почему у меня есть стрип-бары и всякое такое – они дают устойчивый доход, так что я могу в любое время выйти из игры. С Pearl я захотел выпустить полный драмсет, педали и т.д. – все, что мне нравится. Но они сказали: «Чувак, не получится».
И тогда вы перешли на DDrums?
Тогда DDrums уже обхаживали меня некоторое время, и я пошел к ним. Мне нравилось их звучание. Мой брат был подписан с Dean Guitars, которые были связаны с DDrums через Armadillo Music. Я даже не задумался. Мы хотели быть частью семьи, поэтому я перешел к ним.
Как изменились ваши отношения с DDrums теперь?
Они много сделали для меня. Я получил свою собственную линию ударных и три разных кастомных малых барабана. У меня есть своя линия педалей, а вот-вот выйдет еще и линия «железа».
Есть одна интересная вещь в вашем наборе – это два бас-барабана 24×24″.
Да, да, чувак. Я всегда был поклонником больших барабанов. Они отлично работают. Ненавижу смотреть на ударную установку, которая будто вышла из магазина игрушек. Ненавижу мелкий, разношерстный звук — dink dink. Мне всегда нравилась глубина, а большие барабаны действительно глубокие.
Вы говорите о мощи ударных, но на альбоме «Stampede» есть акустическая баллада «Better Man», где вы играете весьма тонко.
Когда мы приходим к композициям вроде этой — я знаю, что это будет звучать странно — но есть чувак, который сразу вспоминается. Он делал много разных и уникальных вещей в своей карьере.
Кто это?
Ринго Стар. Я думаю о нем и Джордже Мартине, или их работе на «Come Together» — что даже близко не ассоциируется с Hellyeah и тяжелым металом. Я задвигаю эту тему, и ребята говорят: «Вау, где ты нашел такую идею?». В общем, это просто отсылка к влияниям. Нужно иногда думать шире. Что-то типа: «А что интересно получится, если здесь я немного изменю подход?».
Ранее вы рассказывали о работе с Кевином Чурко на альбоме «Blood For Blood». Почему вы хотите работать с ним?
Мы писали все демо в моем доме, как и с предыдущими записями. В основном работали я и Том, сочинивший музыку, а затем Чад (Грэй, вокал) добавил пару идей. Мы решили, что здесь нужно внести несколько изменений. Мы должны были сделать что-то, что поможет нам укрепить свои позиции.
Вы понимали, что группа должна перейти на новый уровень?
Мы решили, что необходимо внести изменения в состав. Нам нужно было отказаться от некоторых ребят, которые не добавляли ничего нового. Я, Том и Чад сделали запись, после чего я сказал: «Ребята, я встретил этого парня около шести лет назад в Лас-Вегасе – это Кевин Чурко. Он сделал кучу великих записей». Его студия была в двух милях от моего дома, и это правда. Он очень крутой чувак. Я сказал: «Ребята, для меня это непросто, но мы не можем больше оставаться в моем доме. Мы должны сделать запись с ним».
Работа с Кевином оказалась хорошим опытом для группы?
После встречи Том и Чад полюбили Кевина. Мы отправились в студию и приступили к работе. Он удивительный инженер и убийственный продюсер. Впервые я избавился от этого давления продюсирования, инжиниринга, записи, сведения и организации всего рабочего процесса.
Как Кевину работалось с Чадом?
Он, безусловно, помог Чаду перейти на новый уровень в качестве вокалиста. Он действительно сумел вытянуть из него все самое лучшее.
Новый альбом звучит так, будто бы Hellyeah действительно возродились.
Нам правда нравится играть вместе. К тому же у нас теперь есть еще один парень в команде, который может петь – Крис Брэдли. Мы работали уже около двух месяцев, когда отправились в тур с Avenged Sevenfold. Все говорили: «Вау, это новая группа. Ребята, вы удивительно звучите вживую и отлично смотритесь. Мы реально ощущаем положительные вибрации во всем, что вы несете, парни».
Берегите себя, Винни.
Хорошо, брат. Спасибо.
Перевод интервью с портала Ultimate-Guitar.com
