Фильм Терренса Малика «Песня за песней» (Song to Song) должен был стать знаковым кивком в сторону инди-рока. Гений нового Голливуда много лет посещал музыкальные фестивали Остина, включая знаменитый SXSW (где состоялась премьера), тогда как первые заголовки в СМИ появились еще в 2011 году, когда все обсуждали съемки с участием Кристиана Бейла и группы FLEET FOXES.
О связи ленты с независимой сценой говорили и другие моменты: три главных персонажа работают в музыкальной индустрии, основной каст, помимо актеров из ведущей когорты, включает реальных артистов, а многие действия происходят на концертных площадках под мелодии Джулианны Барвик и Шарон Ван Эттен.
Но несмотря на это «Песня за песней» имеет мало отношения к реальному року, и дело даже не в том, что заявленные кадры с Бейлом, ARCADE FIRE и IRON & WINE отсутствуют. Музыканты, вызывающее доверие, появляются на экране, но сама история почти не связана с искусством написания песен. Ее главные герои с таким же успехом могли быть бьюти-блогерами или инвестиционными банкирами.
За этой рок-н-ролльной обложкой скрывается еще одна вариация любимой темы Терренса Малика – а именно сила любви и духовности, противостоящая жадности и честолюбию – и выполнена она в этот раз, мягко говоря, не очень эффектно.
Фильм начинается с откровения. «Я отчаянно ощущала нечто реальное. Но все казалось ненастоящим», — изрекает Фэй в исполнении Руни Мары фирменным шепотом Малика. Поверх монтажа из кадров людей, сталкивающихся в серкл-пите (прим.: круг перед сценой), она признается, что ищет насильственного контакта.
«Я хотела жить, — настаивает героиня. – Петь свою песню». Фэй – это молодая певица, но ее стремления остаются неясными вплоть до середины ленты. Она надеется, что работа со сказочно богатым и опытным дельцом по имени Кук (Майкл Фассбендер) станет для нее визитной карточкой к успеху. Далее мы наблюдаем, как они ложатся в кровать. «Я думала, он поможет мне, если я как следует заплачу …», — рассуждает она.
Затем вмешивается любовь. Фэй встречает еще одного музыканта, так называемого Би-Ви (Райан Гослинг), из которого Кук планирует сделать звезду. Правда, сам процесс превращения в звезду чаще всего происходит за кадром. Но Фэй вместе с Куком тайно продолжают свой роман, даже когда амбиции и желания сближают всю троицу.
Построенные на гнусной лжи (и сомнительных коммерческих сделках), отношения лишены будущего. А поскольку все три персонажа заводят новых любовников ради славы, денег или сластолюбия, Терренс Малик мусолит один тот же вопрос: может ли существование, определяемое стремлением и борьбой, а не любовью и гармонией, принести удовлетворение? Его кинематографический манифест «Древо жизни» 2011 года сталкивал напряженный, боевитый «путь природы» и открытый, мирный «путь благодати» как два диаметрально противоположных подхода к жизни. И если вы видели этот фильм, то громкий идиллический финал «Песни» не удивит вас.
Учитывая, что Малик пускается в крайности, чтобы разыграть свою притчу в декорациях Остина, странно, что он не потрудился написать музыку для своих героев — красивые молодые люди являются всего лишь носителями аллегории об опасностях амбициозности. Мы вообще не видим, как они выступают. Если вы будете достаточно внимательны, то обнаружите, что камера задерживается на деталях образа Руни Мары гораздо дольше, чем на выступлении любого артиста, развлекающего аудиторию.
Масса настоящих музыкантов осталась за кадром. Люкке Ли и местная певица Дана Фальконберри играют крохотных персонажей, которых, опять же, запросто могли сыграть «не музыканты». В фестивальных кадрах Малика доминирует мош-пит и закулисье. Но даже когда появляется узнаваемое лицо (RED HOT CHILI PEPPERS, Джон Лайдон, Игги Поп), это происходит в каком-то фойе или на вечеринке. Из этих камео только Патти Смит получает значительное экранное время. В океане ужасных клише («Мне нравится боль. Она делает меня живой») ее размышления о смерти мужа формируют единственный стоящий диалог, подлинный и конкретный.
Безусловно, фанаты Малика, питающие любовь к живой музыке, захотят увидеть, как он передает почти религиозную направленность выступлений, понаблюдать за камерой Любецки, превращающей несовершенный опыт живых фестивалей в нечто святое, будто это многолетние воспоминания.
Но великая одержимость Терренса – это превосходство земного, и он сделал фильм о музыке, пренебрегая самой музыкой. Он как будто забыл о том, что мелодия способна унести слушателя от бытовых забот и обеспечить контакт с некой силой, большей, чем каждый из нас. Оттого новая лента кажется кладбищем упущенных возможностей.
В картине есть сцена, которая напоминает другую сцену из «Рыцаря кубков», и это приводит к очевидному и до смешного нелепому заключению – Малик не разделяет мир Остина и Голливуда, он считает их взаимозаменяемыми. Это непростительный пассаж для человека творческого. Но самая невыносимая часть – это осознание философской импотенции, доведенной практически до лицемерия. Малик показывает Патти Смит, Игги Попа и других успешных артистов как своего рода мудрецов. И в то же время он подразумевает, что главные герои смогут вести полноценную жизнь лишь после того, как откажутся от карьеры в пользу друг друга. Но чем они отличаются от тех, кого Малик боготворит, кроме своей молодости и отсутствия опыта?
Так или иначе, фильм превращается в упрощенную эгоистичную сказку – и это единственный вид истории, которую Малик способен создать на данный момент.
Он снял упрямый фильм о жизни, потраченной на создание музыки, но при этом он отвергает саму идею такой жизни. «Песня» дала режиссеру возможность усложнить бинарный конфликт «природы и благодати», который он создал в «Древе жизни» и перефразировал в «Рыцаре кубков» и «К чуду», однако эта возможность так и осталась возможностью. Можно даже не спрашивать: а что, если благодать – это следование вдохновению? Что, если музыка – и любое искусство – является как актом любви, так и актом честолюбия? Да и почему существует только один способ жить? Ответа не будет.
Вместо того, чтобы углубить свою философию, он повторяет ее в четвертый раз. Честно говоря, больно смотреть, как некогда блестящий режиссер ходит по кругу, превращая легкий моральный вопрос в неряшливую мыльную оперу. Он будто бы убежден, что его аудитория еще не впитала этот не слишком то сложный взгляд на метафизику, которую он пропагандирует последние годы. Возможно, собственный творческий кризис и привел его к такому косноязычному размышлению на тему искусства.
Материал по мотивам рецензии Pitchfork.
