В 80-х и 90-х конкуренция среди рок-групп была огромной. Артисты лезли из кожи вон, чтобы записать популярную балладу. Иногда это им удавалось, как удалось немецким хард-рокерам SCORPIONS — они написали строчки, ставшие саундтреком политической и культурной революции. Речь идет про композицию «Wind of Change» (1990), которая передавала настроение надежды и мира устами вокалиста Клауса Майне: «Мир теснее стал. Кто же раньше знал — что мы будем близки, как братья?».
Клип на песню от режиссера Уэйна Ишама запечатлел строительство и снос Берлинской стены, окончательно связав «Wind of Change» с окончанием Холодной войны и воссоединением Западной и Восточной Германии.
Краткая история «Wind of Change»
SCORPIONS — группа из Ганновера, который расположен в 200 милях к западу от Берлина, но песня «Wind of Change» посвящена не стене и тем более не родине немцев. Песня обязана бывшему СССР, в частности — Московскому музыкальному фестивалю мира. Этот двухдневный «хард-рок-Вудсток» состоялся в августе 1989 года на 100-тысячном «Стадионе имени В. И. Ленина» (в 1992-м стадион переименовали в «Лужники»).
Мероприятие подавалось как первый концерт зарубежных рок-групп в советской столице. На сцену выходили SCORPIONS, Оззи Осборн, MÖTLEY CRÜE, CINDERELLA, SKID ROW, а также местные коллективы «ПАРК ГОРЬКОГО» и «БРИГАДА С». Триумфальное шоу (если не считать драматичных событий, которые остались за кадром) транслировалось в десятках стран, включая канал MTV в Америке. Оно же и вдохновило вокалиста SCORPIONS Клауса Майне, который вырос в надвигающейся тени железного занавеса.
Примерно через три месяца Берлинская стена пала. Вскоре SCORPIONS (гитаристы Рудольф Шенкер и Маттиас Ябс, бас-гитарист Фрэнсис Бухгольц, барабанщик Герман Раребелл) записали «Wind of Change» для одиннадцатого студийного альбома «Crazy World».
В начале 1991 года песня поднялась на 4 строчку хит-парада Billboard 200, стала мировым шлягером и главным хитом SCORPIONS (хотя в те времена группу связывали с непристойными обложками и гитарами а-ля «Rock You Like a Hurricane»). Сейчас «Wind of Change» — один из самых продаваемых синглов в истории музыки. К тому же это единственная баллада, которую рокеры играли персонально для Михаила Горбачева (последний раз — в 2011 году на его восьмидесятом дне рождения в Лондоне).
За минувшие годы SCORPIONS записали трек на русском и испанском языках, а также сыграли его в различных аранжировках: с оркестром, детским хором и даже в дуэте с испанским оперным тенором Хосе Каррерасом.
В наше время SCORPIONS, все еще возглавляемые 67-летним Клаусом Майне и 66-летним Шенкером, продолжают выступать по всему миру. В 2015 году они выпустили 18-ый альбом «Return to Forever» и отпраздновали 50-летие группы. В это же время они дали интервью журналу Rolling Stone как очевидцы московского концерта, которые наблюдали «магию момента».
Интервью группы SCORPIONS (2015 год)
Рудольф Шенкер, гитара: Мы должны были играть в Москве в 1988 году. После выхода альбома «Savage Amusement» мы планировали пять шоу в столице и еще пять — в Ленинграде. Но власти боялись, что рок-н-ролл заразит страну, особенно Москву, где жило много людей из Восточной Европы. Якобы, они могли пойти бунтовать. Поэтому они не дали нам выступить в Москве, но предложили больше концертов в Ленинграде. Мы были разочарованы, хотя согласились на десять шоу.
Это фантастика. Мы мечтали сыграть в России. Наш народ причинил России много вреда в прошлом. Мы хотели сделать что-то хорошее, хотели показать русским людям, что новое поколение немцев выросло, и они приходят без войны и танков. Они приходят с гитарами и рок-н-роллом ради любви!
Клаус Майне, вокал: Я думаю, мы распахнули дверь, став одной из первых западных групп, сыгравших большое шоу в Союзе. Поэтому, когда мы играли в следующем году с Оззи Осборном и прочими коллективами из США, люди узнавали нас.
Шенкер: Московский музыкальный фестиваль мира (Moscow Music Peace Festival) организовал наш менеджер Док МакГи (Doc McGhee) и Стас Намин, известный в России музыкант, чей дядя изобрел истребитель МИГ. Его дед [Анастас Иванович Микоян] был одним из лидеров в Советском Союзе. Они все устроили вдвоем.
Док МакГи, экс-менеджер SCORPIONS: Группа везде выступала с радостью. Мы играли даже в Сараево во времена войны. Ребята любят такие вещи, поэтому когда появился шанс присоединиться к крупнейшему рок-шоу в истории Советского Союза, они согласились. Это не выступление в парке Горького на 4 000 человек. Это 100-тысячный стадион им. Ленина и ТВ-трансляция по всему миру, включая Россию — об этом мечтают все.
Клаус Майне: В Москве было много эмоциональных моментов. Конечно, ребята из BON JOVI и MÖTLEY CRÜE тоже уехали домой под впечатлением, но думали так: «Хэй, мы зажигали в Советском Союзе!». Для нас было иначе. Мы увидели, какие изменения произошли [между нашими шоу] в Ленинграде и Москве в 88-м и 89-м. Это вдохновило нас на песню «Wind of Change».
Док МакГи: SCORPIONS гораздо лучше понимали культуру и людей в России, чем коллективы из, скажем, Нью-Джерси. Понимаете?
Рудольф Шенкер: Однажды мы поехали на лодке в Парк Горького [Центральный парк культуры и отдыха им. Горького] на вечеринку. МакГи: Мы жили в Москве уже неделю, проводили разные пресс-банкеты. Я решил собрать ребят и поплавать по реке, которая пересекает город. Тогда все лодки были свободны — садись и катайся. Это было что-то с чем-то.
Майне: Мы взяли лодку и поплыли вниз по реке. С нами были другие группы, журналисты, солдаты… Вдохновляющий момент [он отражен в тексте «Wind of Change»: «Берегом Москвы в Парк центральный шли»]. Как будто весь мир находился в одной лодке и говорил на одном языке — языке музыки.
Дэйв Сабо: Когда выступали другие группы, было слышно, как толпа скандирует: «Scorpions! Scorpions!». Имя Оззи Осборна тоже кричали. Это были все, кого они знали. Думаю, SKID ROW им тоже понравились, но мне сразу сказали, что нас в России вряд ли кто-то узнает.
Ишам: Между группами было много эгоизма. Я говорю про MÖTLEY, Оззи и BON JOVI. Бедному Доку приходилось разбираться со всеми. Но SCORPIONS были твердо нацелены. Они были готовы к рок-н-роллу. Когда они вышли на сцену, толпа сошла с ума. Я смотрел и думал: «Вау, не верю своим глазам».
Рождение песни «Wind of Change»
Майне: Когда мы открыли концерт песней «Blackout», все солдаты Красной армии и служба безопасности повернулись к сцене и начали бросать шапки и куртки в воздух. Удивительно! Мы чувствовали, как мир меняется прямо на наших глазах. Российская молодежь понимала, что эпоха Холодной войны скоро уйдет. Было ощущение надежды. Вот что я пытался выразить в песне [«Wind of Change»].
МакГи: Вторую ночь мы провели в автобусе. Мы возвращались с концерта, и Клаус насвистывал «Wind of Change». Идея песни пришла ему в голову. На следующий день он написал почти весь текст. Основа была готова.
Шенкер: Стена еще не рухнула, но здесь, в Москве, можно было почувствовать, что к этому все идет. Горбачев принес гласность и перестройку. Мир менялся. Клаус поймал эти вибрации.
Майне: Мы всегда говорили, что нам повезло вырасти в Западной Германии. На немецком ТВ было три канала. Один из них, черно-белый, транслировался из Восточной Германии. ГДР воспринимался как темный мир. Он вступал в конфронтацию с идеями Запада. Нас там не жаловали. Мы росли с джинсами, Элвисом и жвачкой, как американцы. Но там люди росли в СССР. Они росли с Никитой Хрущевым, который стучал ботинком на 15-й Ассамблее ООН. Это была угроза. Когда Хрущев попал в заголовки, все думали: «Новая война прячется за углом».
Шенкер: Мы хотели уйти от немецкой истории. От Холокоста, от поколения наших родителей, которые воевали со всем миром. Мы хотели играть музыку и надеялись влиться в международную семью. Отчасти по этой причине мы стали петь на английском. Чтобы оставить позади немецкую историю, в которой нечем гордиться.
Майне: Одна вещь имела значение в истории «Wind of Change». Мы не просто группа, которая поет об этом. Мы были частью этих событий.
Шенкер: Позже мы выпустили альбом «Crazy World», и Клаус включил в него эту песню. Майне: До этого я редко писал музыку. Я занимался текстами. Но «Wind of Change» я презентовал целиком. Неплохо, для новичка, да?
Кит Олсен, продюсер альбома «Crazy World»: Большую часть альбома мы записали в студии Wisseloord в Голландии, но первые 8 недель работали в Лос-Анджелесе в моей студии. Там я впервые услышал «Wind of Change». Рудольф и Клаус сыграли ее на акустической гитаре. У меня мурашки пошли по коже. Я взял листок с текстом и стоял с открытым ртом. Это было мощное эмоциональное заявление, причем, без политики. Это было искренне.
Свист SCORPIONS
Майне: Некоторые слова и части мелодии пришли быстро. Сначала я насвистывал ее, ведь я не гитарист, хотя играю на гитаре. Свист получился классным. Я сыграл песню ребятам. Им понравилось, но они сомневались в свистящей части. Шенкер: Ну, знаешь, рок-н-ролл и свист…
Шенкер: Потом пришел лейбл и сказал: «Парни, «Wind of Change» классная… Можете вырезать свист?». Мы пытались его менять, но без свиста песня что-то теряла.
Майне: Еще до «Wind of Change» были песни со свистом: у Джона Леннона, Эксла Роуза. Но студии не нравилось. А мы не могли его убрать, потому что он прекрасно работал. Нельзя было заменить его гитарой. Шенкер: Потом мы сказали: «К черту вас! Мы оставим свист». Майне: Не понимаю, почему это было так важно.
Шенкер: Первый сингл альбома «Crazy World» — трек «Tease Me Please Me». Потом вышел «Don’t Believe Her». Впервые «Wind of Change» как сингл вышел во Франции. Им нравились медляки. А мы всегда говорили, что «Still Loving You» [с альбома 1984’s «Love At First Sting»] — это песня французского бэби-бума. Под нее люди занимались любовью.
В общем, «Wind of Change» стал популярным во Франции. Началась революция, и песня переходила из одной страны в другую. Вскоре она звучала во всех хит-парадах мира. Потом в Германии рухнула стена, и песня стала саундтреком одной из самых мирных революций на планете.
Майне: Самое смешное, что песня не про Германию или стену. Она про Москву. В Америке постоянно спрашивали: «Клаус, «Берегом Москвы…» — что это значит?». Я отвечал: «Чувак, это как «Берегом Миссисипи…». Все это было. Но магия «Wind of Change» проявилась еще до падения стены, спустя пару месяцев после написания. Сингл и видео вышли только в 91-м, когда мир уже полностью изменился.
Съемки клипа
Ишам: Мне позвонили. Сказали, будут снимать клип. Я полетел в Берлин, где выступали ребята, и мы обсудили сюжет. У всех было свое видение — Клаус, пересказал историю написания песни. Все сходились во мнении, что это должно быть нечто большее, чем просто живое исполнение.
МакГи: Обычно видео — это как реклама концерта. Я отношусь к клипам именно так. Но сейчас все было по-другому. Это песня о переменах. Можно взять любую балладу и снять выступление, но эта песня означала что-то особенное.
Ишам: Конечно, они хотели образы падающей стены. Они хотели чего-то большего, более масштабного и универсального. От политики к обществу.
Шенкер: Кадры падения Берлинской стены в клипе мощнейшие, никто с этим не спорит. Все остальное, скажем, птицы, испачканные в нефти, и все такое — гораздо слабее. Сильнейшие кадры — это Берлинская стена, где можно увидеть счастье народа.
Ишам: Они сказали: «Делай, что решишь». Я рассказал историю этой музыки и передал удивительные образы, символизирующие невероятный период нашей жизни. Получилось длинное видео. Кое-кто в компании звукозаписи думал, что слишком длинное, слишком политическое. Но ребятам понравилось.
Ольсен: Мы не знали, что будет сингл. Мне кажется, про такие песни рекламщики говорят: «Мы никогда не пропихнем ее на радио. Разве что на станцию для стариков». Так и случилось. Сначала она отправилась на Adult Contemporary, а затем мгновенно перешла на поп- и рок-станции. Потом наступил мировой успех.
Майне: В Америке песню играли на радио для взрослых, которое значительно отличается от рок-станций. Год за годом мы приезжали в Америку, представляли новый альбом, шли на радио и не испытывали проблем. И вдруг «Wind of Change» попадает на радио для взрослых, как будто мы начинающая группа. Не знаю, как часто потом сингл попадал на 1-ое место, но тираж был свыше 15 миллионов.
«Wind of Change» на русском и Горбачев
Шенкер: Я сказал Клаусу: «Знаешь, что будет здорово? Спеть песню на русском». Потому что русские люди должны понимать это сообщение. К тому же они не понимают английский. Тогда мы написали русскую версию. И частная радиостанция в России играла «Wind of Change» с 6 утра до 2 часов ночи.
Майне: Потом мы сделали испанскую версию. Лейблы постоянно просят испанскую версию какого-нибудь хита. Но русская версия — бомба! Было сложно. Я до сих пор не знаю, насколько хорошо получилось. Даже сейчас, когда мы играем в России, я пою припев на их родном языке.
МакГи: Это как будто местная песня. Даже внукам Горбачева нравится. Однажды мы прилетели в Москву, чтобы встретиться с ним и его семьей. Стас Намин родился недалеко от Кремля и всех знал. Он позвонил мне со словами: «Горбачев хочет встретиться». Я ответил: «Мы прилетим!».
Майне: Это как BEATLES на встрече у Королевы. Мы до последнего дня не знали, почему [Горбачев захотел встретиться]. Одна из причин — «Wind of Change» стала хитом. После записи русской версии песни нам хотелось сделать что-то хорошее для людей, ведь они вдохновили нас изначально. В итоге мы связались с российским благотворительным детским фондом.
МакГи: Группа сыграла «Wind of Change» для Горбачева в Кремле.
Шенкер: После фотосессии Горбачев выгнал всех журналистов. Осталась только группа, наш менеджер и его семья. Мы сидели с ним и [его женой] Раисой, пока он говорил о гласности и перестройке.
Майне: Один момент мне заполмнился больше всего. Я сказал: «Господин Горбачев, когда я был ребенком, Никита Хрущев постучал ботинком в ООН, мы все были в шоке». Горбачев посмотрел на меня и сказал: «Думаю, это и есть рок-н-ролл, разве нет?». Он был очень харизматичным человеком.
МакГи: Я пытался связаться с ним, когда он ушел в отставку. Я говорил: «Люди не поймут, что вы изменили мир. Вы должны рассказать свою историю, выпустить фильм или книгу». Но этого не произошло.
Исцеляющая сила музыки
Майне: Это доказывает, что музыка — мощный инструмент наведения мостов. К этому мы всегда стремились. Родившись в Германии, имея за плечами две мировые войны, мы увидели возможность сделать что-то хорошее через музыку. Думаю, «Wind of Change» сделала что-то хорошее. После стольких лет, куда бы мы ни поехали, эта песня все еще вызывает море эмоций. Поколения фанатов сменяют друг друга и иногда пускают слезу. Конечно, везде по-разному. Но когда мы отправляемся на восток, песня вызывает удивительные эмоции.
Шенкер: Помню, как в 2000 или 2001 году мы играли в Сеуле. В те дни была надежда, что Север и Юг объединятся. Они пригласили нас, Арта Гарфанкела [SIMON AND GARFUNKEL] и корейские группы на 50-тысячный концерт. Я знаю, зачем, ведь «Wind of Change» стала символом. «Wind of Change» открыла для нас массу площадок. В Ливане мы играли после войны. Чуть позднее мы играли в Израиле.
Майне: В Китае мы впервые выступили в начале мая [2015 года]. Китайские власти хотели увидеть все тексты песен. Я думал, «Wind of Change» станет проблемой, но все прошло гладко. Нам предлагают вернуться через год. Видеть, как китайская аудитория поет «Wind of Change» — это фантастика.
Майне: Пытался ли я написать что-то универсальное? Я не думал об этом. Просто так получилось. Я писал антивоенные песни и раньше: на альбоме «Love at First Sting» был трек «Crossfire» о жизни между Востоком и Западом. Иногда, в перерыве между «Bad Boys Running Wild» и «Rock You Like A Hurricane», мне нужна песня с более глубоким смыслом. Одной из них стала «Wind of Change». Я сказал то, что хотел сказать. Мне нужно было это сказать.
Ди Снайдер против PMRC
Гид по творчеству Тома Уэйтса
